Тезисы выступления на Дискуссии о будущем Санкт-Петербурга и Невского края «Corrige praeteritum cerne futurum», СПб, пресс-клуб «Зеленая Лампа», 15 сентября 2010 г.

Сам термин «глокализация», введенный британским профессором Роландом Робертсоном, диалектичен: он заявляет о параллельности процессов глобализации и локализации. Глобализация не являет собой некий одномерный и всюду одинаковый процесс - напротив, в каждом регионе она обретает свое лицо. Маркетологи мировых корпораций постоянно ищут возможности локализации своего продукта, приближения его к местному потребителю. С другой стороны, локальные производители также не стремятся к какой-то самоизоляции, но ищут возможности продвижения на мировой рынок.

В целом можно отметить, что диалектика глокализации состоит в «совмещении крайних сил», как сказал один известный поэт. Причем она касается не только экономики, но и политики, информации, культуры.

Глобализация, как бы ни казалось кому-то парадоксальным, связана с ростом регионализма. Между глобальным и региональным уровнем исчезает «посредник» в лице национальных государств. Наиболее показательный пример - ЕС, где регионы разных стран устанавливают между собой связи напрямую. Те же процессы идут и в тихоокеанском регионе - о них пишет японский стратег Кеничи Омаэ в своей эпохальной книге «The end of the nation state. The rise of regional economies». Таким образом, мир в процессе глобализации становится многообразным, а вовсе не унифицированным, как утверждают антиглобалисты.

В России слово «регионализм» табуировано, поскольку его просто отождествляют с сепаратизмом. Но регионализм превращается в сепаратизм лишь когда тот или иной регион напрочь лишен политического и экономического самоуправления. В Европе сейчас наблюдается резкое снижение радикального сепаратизма, потому что многие «сепаратистские» регионы разных стран (Шотландия, Каталония и т.д.), благодаря европейской интеграции, получают весьма высокий уровень самоуправления и независимости от «своих» имперских столиц. Арбитром в спорных вопросах выступают межрегиональные евроструктуры - и показательно, что эти «сепаратисты» вовсе не стремятся к выходу из ЕС как такового.

Россия же сегодня эволюционирует не к федеративной модели по типу ЕС в целом, но пытается выстроить централизованное «национальное государство» с «титульной нацией» кремлевских «федералов». Поэтому нарастание сепаратистских настроений в разных регионах - это не чей-то коварный заговор, но просто исторический опыт: когда имперская «вертикаль» отбирает у регионов все ресурсы и налоги, и не позволяет им избирать свою власть, гражданские протесты неизбежны...

Современное регионалистское движение диалектически сочетает в себе также идеологические противоположности прошлой эпохи - «правых» и «левых». Поэтому его невозможно считать «правым» или «левым», и показательно, что наши критики теряются, как нас определить, поскольку все еще живут в мире имперских стандартов. А регионализм одновременно и левый, и правый: от «левого» в нем борьба за гражданское самоуправление региона, от «правого» - за его культурную идентичность. Их более невозможно противопоставлять - как, к примеру, коммунистов и либералов, с их идеологическими догматами. «Левой и правой рукой надо бить поочередно» (Дмитро Корчинский).

Также весьма диалектичен вопрос о соотношении региона и доминирующего в нем мегаполиса. Здесь это Ингрия и Петербург, у наших залесских коллег схожая ситуация - собственно Залесье и Москва. Здесь очень важно обрести и выдержать здравую пропорцию, чтобы мегаполис не подавлял окружающий его регион и не превращался бы в некий диктаторский гиперцентр, воспроизводя тем самым имперскую модель. Их невозможно подогнать под один стандарт, но вместе с тем мегаполис и регион тяготеют друг к другу и взаимозависимы: с одной стороны, индустриально, финансово и информационно, с другой - экологически, исторически и рекреативно. Поэтому ингерманландский и петербургский регионализм надо не противопоставлять (что прослеживается в тезисах коллеги Коцюбинского), но напротив - искать и развивать точки их взаимных интересов.

Выскажу и такое пожелание по аналогии - у залессцев популярна идея, что Москва должна быть просто технополисом, но ни в коем случае не политической столицей будущего Залесья, чтобы московский гиперурбанизм не подавлял собственно залесскую региональную специфику. Иными словами - они видят Москву этаким местным «Нью-Йорком». А «Вашингтоном» они хотят сделать, к примеру, замечательный древний город Переславль-Залесский. Полагаю, что политической столицей будущей Ингрии как региона также следует сделать какую-то местную «Оттаву», а Петербург станет аналогом «Монреаля».

Регионализм предполагает и культурную диалектику - «археофутуризм» (Гийом Фай), синтезирующий волю к будущему и уникальные местные мифологии. Именно на этом синтезе строятся бренды множества европейских регионов, особенно в соседней нам Финляндии, где вполне гармонично сочетаются древние мифы и сверхсовременный хайтек. Поэтому в плане культурных технологий представляется весьма актуальным сочетание ингерманландских исторических реконструкций с новейшими популярными стилями. Надо собираться не в унылых музеях, где дохнут мухи, но воспитывать правильных регионалистских диджеев!

Наконец, следует вспомнить пророка Ницше, который писал, что основная борьба в этом мире идет между активными и реактивными силами. Если первые реализуют собственные проекты, то весь смысл вторых состоит лишь в «оппозиционности», они всегда «анти-». Сейчас у петербургско-ингерманландских регионалистов очень популярна борьба против газоскреба. Однако наилучшей формой этой борьбы было бы не пустое «против», но креативная разработка и интенсивное продвижение собственного архитектурного проекта этих мест, альтернативного официальному и гармонирующего с природой города. И пусть сама имперская власть занимает реактивную позицию по отношению к нему - это и будет означать победу регионализма. За вашу и нашу свободу! 

Ингрия.Инфо